Виан Борис - Желторотая Тетеря
Борис Виан
Желторотая тетеря
I
За восемнадцать километров до полудня (то есть за девять минут до того,
как часы пробьют двенадцать, поскольку скорость движения была сто двадцать
километров в час, и это в самоходном экипаже) Фаэтон Нуитин остановился у
обочины тенистой дороги, повинуясь призывному знаку поднятой руки, за которой
следовало многообещающее тело.
Анаис не рассчитывала на автостоп, зная, что запчасти для тормозов -
дефицит. Но ничего другого ей не оставалось: хорошая обувь - тоже дефицит, с
этим приходилось считаться.
Фаэтон Нуитип, которого на самом деле звали Оливье, открыл ей дверцу своей
машины. Жаклин села (Анаис было ее вымышленное имя).
- Вы в Каркассон? - спросила она голоском сирены.
- Я бы с радостью, - ответил Оливье. - Но я не знаю, куда сворачивать за
Руаном.
- Я вам покажу, - сказала Жаклин.
А находились они совсем недалеко от Гавра и ехали в сторону Парижа.
Еще через три километра Оливье, от природы застенчивый, снова остановил
свой фаэтон, достал разводной ключ и полез на левое крыло, чтобы повернуть
зеркальце заднего вида.
Теперь, повернувшись влево, он мог со своего места видеть девушку в три
четверти, а это все-таки лучше, чем совсем не видеть. Она сидела справа от
него с лукавой улыбкой на губах - лукавой в глазах Оливье, а на самом деле
обычной.
На заднем сиденье были только Майор, пес и два чемодана. Майор спал, а
чемоданам было не с руки дразнить пса, он сидел слишком далеко от них.
Оливье убрал разводной ключ в жестяную коробку под фартуком, сел за руль,
и они поехали дальше.
Он мечтал об этом отпуске начиная с конца предыдущего, как все люди,
которым приходится много работать. Одиннадцать месяцев готовился он к этой
минуте, одной из самых приятных в жизни, особенно когда едешь поездом: однажды
ранним утром, прочь из города, вперед, а там, впереди, - безлюдье раскаленных
Оверньских тропиков, что тянутся до самой Од и гаснут лишь в сумерки. Он
заново переживал свое последнее утро на работе: вот он кладет ноги по обе
стороны телефона и бросает в корзину новую папку для деловых бумаг, вот уже
ласковый ветер убегает от лифта, тихонько шурша; теперь он возвращается к себе
на Набережную улицу, солнечный зайчик от металлического браслета пляшет у него
перед глазами, кричат чайки, а газоны - серо-черные, в порту царит какое-то
вялое оживление, из аптеки Латюльпана, соседа снизу, доносится резкий запах
дегтя.
В это время в порту разгружали норвежскую баржу с сосновым лесом,
напиленным на кругляки в три-четыре фута длиной, и картины привольной жизни в
бревенчатой хижине где-нибудь на берегах Онтарио носились в воздухе, а Оливье
жадно ловил их глазами, отчего споткнулся о кабельтов и оказался в воде,
отягощенной обычным летним мусором и мазутом, правда, мазут ее скорее
облегчал, поскольку его удельный вес меньше.
Все это было вчера, а сегодня самые сокровенные мечты Оливье блекли в
сравнении с действительностью: он за рулем своей машины, а с ним - Жаклин,
пес, два чемодана и Майор.
Впрочем, Оливье еще не знал, что ее зовут Жаклин.
II
За Руаном Жаклин показала Оливье дорогу грациозным жестом, при этом она
еще ближе придвинулась к нему, так что теперь ее темные волосы касались щеки
молодого человека.
Глаза у Оливье затуманились, и он пришел в себя лишь на пять минут дальше,
и смог наконец отпустить педаль акселератора, которая ушла назад с явной
неохотой, можно сказать, со скрипом, ведь с прежнего места она могла видеть
сквозь маленькое отверстие в нижней ча
